Андрей Николаевич Авинов – русский учёный, художник и гомосексуал. В 1917 году из-за революции он уехал из России в США. Он никогда не афишировал свою гомосексуальность, а его гомоэротичные акварели были опубликованы лишь в 21 веке. На русском языке о его гомосексуальности почти никто ничего не писал до сих пор.
В этой статье узнаем о жизни русского эмигранта, который больше всех олицетворял культурную изощрённость дореволюционной России и в конце жизни дружил с Альфредом Кинси.
Бабочки и жизнь до эмиграции
Андрей Николаевич Авинов родился в городе Тульчин (сейчас Украина) в 1884 году в аристократической семье. Он был вторым ребёнком после старшего брата Николая и перед младшей сестрой Елизаветой. Гости семьи были очарованы развитой речью, длинными золотыми кудрями и тонкими чертами лица Андрея. Мать одевала его девочкой, пока ему не исполнилось пять лет.
Андрея окружали знатные родственники, чья родословная шла от древнего рода новгородских бояр. Его дед участвовал в сражениях против Наполеона и дослужился до адмирала. Отец тоже был военным. Андрей этим гордился и подробно изучал свою генеалогию всю жизнь.
По легенде, в возрасте пяти лет Андрей поймал свою первую бабочку, а в семь лет читал книги американского энтомолога Уильяма Дж. Холланда (запомните эту фамилию). С тех пор бабочки будут с ним всю жизнь.

Отец Авинова был обожаем всеми детьми: ничего не запрещал, а, наоборот, поддерживал увлечения детей. Он сам научил Елизавету вышивать крестиком… Андрей же унаследовал его страсть к коллекционированию, тонкий юмор и щедрое внимание к гостям.
В 1893 году отца назначили командиром в Ташкент. Девятилетний Андрей и вся семья совершили путешествие в Узбекистан через Владикавказ, Тбилиси, Баку и Каспийское море. Там Авиновы подружились с семьёй Керенских и вместе с ними спасались от жары в Чимганских горах, живя в юрте.
Собирая коллекцию редких бабочек Узбекистана, Андрей также рисовал их акварелью. Благодаря врождённой близорукости он мог на глаз различать мельчайшие детали анатомии бабочки.


Мать Андрея не выдержала ташкентской жары и через год вернулась в семейное имение Шидеево (сейчас Украина), взяв с собой Андрея и его младшую сестру. В имении Андрей жил в церковном флигеле. Здесь, в порывах нервной энергии, он метался от дела к делу, засоряя комнату шелухой семечек, которые постоянно ел. К этому времени его коллекция сильно растёт и пополняется, в том числе редкими бабочками.
Андрей очень любил младшую сестру Елизавету, учил её рисовать и всячески помогал. Зимой 1905 года она слепила в саду снежную статую Марии-Антуанетты, а Андрей (ему уже 21 год) рядом с ней сделал статую Вольтера. Старший брат Николай успел их сфотографировать, пока сторож ночью не сломал снеговиков лопатами, приняв за грабителей. Наверное, таких изящных снеговиков больше никто не лепит.



В 1905 году Авинов закончил Московский университет, став юристом, и начал работать помощником генерального секретаря в Сенате, где проверял письма подозреваемых революционеров. В 1911 году он был назначен камергером при дворе царя Николая II, неся службу в Дипломатическом корпусе в качестве церемониймейстера.
Во время отпусков он успевал заниматься бабочками. В эти годы он совершил несколько экспедиций в Среднюю Азию, где на каменных оползнях ловил бабочек. Так, в 1912 году он пересёк западные склоны Гималаев от Индии до Туркестана, где произошёл неловкий момент: на границе китайские власти попросили предъявить визы. Показывая совершенно не те документы, Андрей сумел убедить их в том, что они находятся на задании такой важности, что с их стороны было бы недостойно показывать даже паспорта. Его выступление было настолько впечатляющим, что, когда они добрались до Кашгара, генерал-губернатор округа уже ждал их с обедом из 60 блюд.


Авинов вернулся с коллекцией из 90% всех известных видов бабочек Средней Азии — 80 000 особей. Некоторые бабочки были неизвестны науке и были открыты только благодаря Авинову. Коллекция бабочек хранилась в шкафах, украшающих его петербургскую квартиру. После революции коммунисты конфисковали бабочек и отдали в Зоологический музей в Санкт-Петербурге.
Свою коллекцию и труды Авинов презентовал, выступая на прекрасном английском, на заседании Лондонского энтомологического общества в 1913 году. Затем он написал серию книг о среднеазиатских бабочках, за что Императорское географическое общество наградило его золотой медалью. Авинов был признан великим путешественником.
В Москве прошли две выставки Авинова: бабочки и мистические пейзажи, напоминавшие Тибет. В одной галерее его странные облака и зарисовки Памирских гор висели рядом с абстракциями Малевича и Кандинского. В том же году Авинов познакомился с Сергеем Дягилевым.


Когда началась Первая мировая война, Авинов был освобожден от службы из-за плохого зрения, после чего работал в Земском союзе (аналог Красного Креста). В 1915–1916 годах Земский союз отправлял его несколько раз в Нью-Йорк для закупки амуниции и медикаментов.
В Нью-Йорке тогда выступал Вацлав Нижинский, танцор Дягилева. Авинов смотрел его выступление в Метрополитен-опера, а после спектакля пошёл за кулисы и нарисовал портрет Нижинского.
В сентябре 1917 Авинов вновь был направлен в США. Эту поездку он использовал для эмиграции. Зимой того же года на одном из последних поездов успела уехать сестра Андрея, Елизавета, вместе с семьёй через Сибирь, Китай и Японию в США. Старший брат остался в России.
Авинов в эмиграции
Эмиграция спасла Авинова от гибели в Советской России. Родного брата Николая расстреляли в 1937 году, а двоюродная сестра погибла в колонии на Енисее в 1942 году.
Конец мировой войны, США. Андрею 33 года, Елизавете – 29. Лучшие годы впереди. На оставшиеся деньги они покупают молочную ферму в местечке Pine Bush близ Нью-Йорка. Их ферма стала временным прибежищем для вновь прибывших эмигрантов из России. Комната на нижнем этаже дома с четырьмя кроватями была практически общежитием. Днём эмигранты закатывали рукава и работали в огороде, вечером собирались для бесед.

В те годы Нью-Йорк уже знал и ценил русскую музыку и театр. В городе также знали обескровленных русских художников: Бакста, Анисфельда, Рериха. Авинов начал рисовать на заказ портреты выдающихся жителей и рекламу для американских компаний. Например, он нарисовал бутылку Colgate’s Florient в обстановке гималайских снежных вершин.
В 1921 году прошла первая значительная художественная выставка Авинова. Среди сорока акварелей было шесть тибетских сцен, три портрета Нижинского, один Рахманинова, шесть закатов, радуга, кошмар и несколько едких миниатюр.
Одна из картин, «Няня Скунс» передавала первые чувства Авинова к США. На ней изображена похожая на скунса ведьма с зонтиком на фоне ландшафта с кустом и миражом Вулворт-билдинг.





Пытаясь выжить и заработать деньги, у Авинова первое время не было времени на бабочек. Его коллега Шарль Обертьер, французский специалист по бражникам, призвал Авинова набраться мужества, заявляя, что его долг перед наукой — использовать свой дарованный Богом талант и снова начать собирать бабочек.
В 1922 году Авинов познакомился с самим Уильямом Дж. Холландом (он читал его книги в детстве!), который возглавлял Питтсбургский музей Карнеги и Питтсбургский университет. Он был другом бизнесмена Карнеги, который щедро тратил деньги на расширение кругозора молодежи Питтсбурга: спонсировал раскопки, научные исследования и покупку образцов окаменелостей и насекомых для Музея.
Холланд был впечатлён Авиновым и пригласил его присоединиться к музею в качестве помощника куратора отдела энтомологии. Авинов согласился: ему наскучило коммерческое искусство, а тут любимые бабочки. В 1923 году он сортировал коллекцию и выявил 23 новых вида бабочек. В благодарность Холланд назвал в честь Авинова бабочку Erebia avinoffi, а бабочку Thanaos avinoffi в честь его деда-адмирала.



Вскоре Холланд ушёл на пенсию, а следующий директор музея занимал должность недолго и умер в 1925 году. Пригласили Андрея Авинова, и он согласился стать новым директором. В этой должности он проработал следующие 20 лет. Одно из его достижений как директора – приобретение целого скелета тираннозавра.
В 1927 году Авинов был удостоен степени почётного доктора наук Питтсбургского университета, а через год получил гражданство США. В университете он не только читал лекции на кафедрах изобразительного искусства и биологии, но и сам оформил «Русский зал» – у Университета Питтсбурга есть традиция оформлять учебные кабинеты “в стиле” разных народов мира.




С 1925 по 1940 год Андрей Авинов совершил шесть поездок на Ямайку, где собрал около 14 000 бабочек. Он даже купил «Шевроле», чтобы стать американцем и на машине рассекать по Ямайке, но так и не научился водить. Машину вёл его племянник, сын сестры Елизаветы, для которого Авинов был как отец (родной погиб).
Ямайскую коллекцию Авинова сейчас можно увидеть в Музее Карнеги.

После сердечного приступа Авинов ушёл с поста директора и переехал жить к сестре. Она установила для него лестничный лифт, и он занял верхний этаж, который заполнился беспорядком из книг, бабочек и рисунков.
Андрей Авинов умер 16 июля 1949 года. Перед смертью он произнёс памятные последние слова: «воздух — как он чист». Через два дня в русской православной церкви состоялись похороны.

Гомосексуальность и гомоэротическое искусство
Свою гомосексуальность Авинов никогда не афишировал. Лишь небольшой круг доверенных лиц знал о его сексуальности, которая вдохновила его на создание бóльшей части его самых личных, творческих и провокационных произведений искусства. Помимо бабочек и цветов, Авинов изображал темы рождения и смерти яркими образами обнажённых ангелов, демонов и призраков.
Сочетание интереса к сексуальности и к бабочкам привело Авинова к дружбе с тем самым Альфредом Кинси, известным исследователем-сексологом (и, да, Кинси тоже был энтомологом – изучал бабочек). Они познакомились в конце 1940-х годов, когда Авинов прочитал книгу Кинси о мужской сексуальности. Вместе они планировали работать над проектом о творчестве и сексуальности, , однако Авинов успел создать только часть работ (более 600) перед тем, как его жизнь оборвалась в 1949 году.
В 2005 году Институт Кинси провёл выставку под названием «Вне России: Шагал, Челищев, Авинофф». На ней были представлены произведения из собственной коллекции института и впервые показаны эротические рисунки Авинова. Картины с этой выставки представлены ниже.






Воспоминания студентки Авинова о нём на английском языке.
Lippincott, Louise (2011). Andrey Avinoff: In Pursuit of Beauty. Carnegie Museum of Art. [Exhibition catalog.]
Lippincott, Louise. «Recollecting Andrey Avinoff.» Carnegie (Spring 2009).
Shoumatoff, Alex (1982). Russian Blood: A Family Chronicle. Coward, McCann & Geoghegan. ISBN 0-698-11139-7. [Excerpts appeared in The New Yorker: “Russian Blood I—Shideyevo” (April 26, 1982), 45ff.; “Russian Blood II—Mopsy, Nika, and Uncle” (May 3, 1982), 52ff.]
Shoumatoff, Nicholas. “Andrey Avinoff Remembered.” Carnegie 62, no. 1 (1994): 24–28.